Лина+Гриша Певзнер

Книжки "Зелёный медведь" (стихи и переводы) и "На этом берегу" (стихи 2006 - 2011 годов) вышли в издательстве "Мемориз" у Игоря Белого в 2006 и 2012 году.
Книжка "Обрывки сна" (стихи 2012 - 2016 годов) вышла там же у издателя И. Белого в 2016. А издательства "Memories" к сожалению больше не существует.
Переводы с немецкого вышли в издательстве Tintenfass: http://www.verlag-tintenfass.de/ --> Alle Titel / All titles --> No. 92 «Der Struwwelpeter
/ Стёпа-растрёпа», No. 118 «Max und Moritz / Макс и Мориц».

Список публикаций в Журнальном Зале: http://magazines.russ.ru/authors/p/pevzner/

Подборки стихов: ( Collapse )

***
Что мне наводнения? Цветочки!
Мы живём пятнадцать лет уже
на горе – на самой верхней точке
и на самом верхнем этаже.

Есть, согласен, минусыв квартире –
кто захочет в гости, пусть учтут:
все ветра – буквально все четыре! –
запросто хозяйничают тут.

Помните явление Кирилла –
ураган такой? Разбил стекло,
крышу снёс и дом, как шпроты, вскрыл он,
так что, только дождик, так текло.

Мок народ, придя на день рожденья –
хоть под зонтик, Господи прости!
Но зато на случай наводненья
лучше дома в мире не найти!

Вот недавно – вдруг разверзлись хляби,
хлынуло вблизи и вдалеке.
Ветер разгонял морщинки ряби
по бегущей улицей реке.

Громы грохотали, стрелы били,
предъявлял Зевес строптивый нрав.
Грустно горбились автомобили,
захлебнувшись и воды набрав.

Водомётом с ног сбивали шквалы –
прячься, мол, в квартире и дрожи!
Залило, конечно же, подвалы,
нижние дома и этажи.

А вот нас все беды миновали –
ну, за исключеньем ерунды, –
и в сыром как правило подвале
не было ни капельки воды!

...Ной бы, если что, спасён был мною!
Прочие б барахтались пока,
я с балкона помахал бы Ною,
как лихой смотритель маяка.

Я бы крикнул: «Брат! Спускай ветрила!
Чаль к балкону своё судно, брат,
и шагай сюда через перила –
разольём по рюмкам «Арарат»!

Мы подсушим мокрую одёжку,
мы прочтём над рюмкою кидуш.
И, глядишь, согреют понемножку
чай горячий и горячий душ!»

И пошло бы! Я бы, о наваре
не заботясь, щедро на привал
всех пускал! По паре всякой твари
у меня народ бы ночевал.

Тут такое бы происходило!
Тут такой пошёл бы тарарам!
Стаи б перелётных крокодилов
на балкон садились по утрам.

Малость посидев и снова канув,
там сменялись бы, пока б я дрых,
стаи перелётных тараканов,
стаи пеликановкочевых.

Даже кочевые носороги,
коим тяготенье – не закон,
научись летать, могли б в дороге
посетить приветливый балкон.

Гости лезли б в дверь и из окошек,
я вносил бы мелких на руках...

Кроме лошадей, собак и кошек –
с детства аллергия как никак!

***
Переперчено, и изжога.
Как всегда, не врачу подражаем, а воину.
Бес, украв черновики Бога,
переписывает их по-своему.

Он крадёт все его чертежи,
даже в термине этом селится.
Так что действуй, бездействуй, дрожи, не дрожи –
рядом бес веселится, целится,

бал свой правит. Ангельское окружение
жмётся к Богу, у ног его в кучку сбивается:
у шефа хорошее воображение,
а бес подправит – и всё сбывается.

...Вряд ли всё же просто зрелищ и крови
Бог любитель – что же дьявол доселе не скручен?
Что же, Боже, тогда рога ты каждой корове –
но бодливым при этом обычно рога покруче?

Что ни рейх – то у власти говно или урка
и такое вокруг представление,
что Господь увяз и давно на хирурга
после неудавшегося наступления

смахивает, мир всё более шаток,
мир трескается в преддверии передела.
Ну а Бог пот со лба смахивает и оперирует без перчаток –
ну и без наркоза, ясное дело!

Оперирует с темноты и до темноты,
так что даже Бога уже корёжит:
хочет спать до галюников, до тошноты,
но уснуть всё равно не может.

А уснув, во сне продолжает резать,
пришивает головы всем, кого обезглавило.
Головы не приживаются, бес зато набирает резвость –
в игре приживаются его правила, –

бес постепенно хмелеет, лапы уже по локоть
в крови – каждый день, глядишь, не напрасно прожит!
Бог же ставит Шопена, Бог пытается плакать.
Но плакать уже не может.

В Европе учат жить, в России умирать,
А то, что не умрет – то доживет до свадьбы.
Татьяна Вольтская

***
Пожалуй, я в земле б лежал, а не по ней
кружил, не одолев уехать нежеланье.
А что про чёрный хлеб – у немцев он черней.
И легче пахнет хлев. И не в чести закланье.

А дома слышен рок – привычный, на костях.
Не человек, а стяг краеугольный камень.
Урок всегда не впрок. Здесь хорошо в гостях,
а жить и век спустя не легче, чем веками.

Хоть топит печи ад, здесь не растоплен лёд,
несбыточна мечта – мол, жить да поживать бы.
Едва ли что-нибудь до свадьбы заживёт,
но главное – дожить до этой самой свадьбы.

***
Давайте чем-нибудь гордиться –
дитём, что выдалось родить,
страной, где выдалось родиться, –
умейте повод находить!

Кто не нашёл, ищите быстро –
достойных поводов полно!
Знакомством с другом замминистра,
родством с актрисою кино.

Тем, что полнЫ, как пишут, чаши,
видений пОлны лес и дол,
что футболисты как бы наши
как бы чужим забили гол.

Что хороши у нас портянки,
что нет таких ни у кого,
что громки пушки, быстры танки
и самолёты ничего.

Нет денег? Есть зато отрада,
что всей страной гордитесь вы.
Гордись! И ничего не надо –
ни медицины, ни жратвы.

К чему уметь? К чему трудиться?
Что труд упорный? Ерунда!
Не будет толку от труда!
Давайте, граждане, гордиться.

***
Щетина жёсткая слепая,
не подступают брадобреи.
сквозь кожу рёбра проступают,
как рёбра старой батареи.

Ужель недавно это тело,
точнее, то, что телом стало,
читало, спорило, хотело
и опрометчиво мечтало?

Настал момент остановиться,
и вот застыли маской муки.
Бредут по бывшей роговице
не прилипающие мухи.

Скажи, Господь, какого ляда,
всегда откладывая сверку,
живём не поднимая взгляда,
не замечая взгляда сверху?

Прости, что мы, как мухи эти,
не зная завтрашней планиды,
по убиваемой планете
шустрим, рассматривая виды.

И тут кто-то сказал: "Зачем она приехала? Она портит нам праздник".
Сенцов голодает 31 день.
Татьяна Хейн

***
Никто не думает о нас!
Окликнешь друга – вмиг наказан!
Тот болен раком напоказ,
тот напоказ идёт на казнь.

Тут выпьешь на ночь зопиклон,
а утром небеса свинцовы,
посольку климакс, и циклон,
и всевозможные Сенцовы.

Фейсбук откроешь – Боже мой!
Всё те же имена и лица!
Нелепо борются с чумой
и нам мешают веселиться.

***
Тот, кисти в краски помакав
и осознав, что, да, не Дюрер,
напишет, скажем, «Майн кампф»,
а позже назовётся фюрер.

А тот, попав под фаэтон
и руку поломав под оным,
отцом дубасимый, потом
сломает жизни миллионам.

Судьба, к злодеям будь добрей,
храни и грей любого гада,
чтоб завтра новый брадобрей
не чиркнул бритвой, где не надо.

Я, тварь дрожащая, дрожу
и целиком, и каждой частью.
Я жизнью ближних дорожу!
Даруй, Господь, мерзавцам счастье!

«Скажи мне, милый друг, кого сошлют на юг»
Борис Херсонский
«В 2017 году городской совет Рима во главе с мэром Вирджинией Раджи официально отменили указ императора Августа об изгнании поэта Овидия. Сделано это было к 2000-летию смерти поэта.»
(Википедия)

***
Аид хранит и мрамор, и гранит.
Империю с империей роднит
внимание к фасадам и парадам.
Кто говорит, что правды в мире нет?
Считай, каких-нибудь две тыщи лет –
и вот Овидий признан и оправдан.

Теперь ожить, вздохнуть – и можно в Рим!
И Августу кивнуть: «Поговорим!» –
без зла, как богоравный с богоравным.
А что сослал – так Понт не Колыма,
и ссылка тоже всё же не тюрьма
(а если ссылка к Понту, и подавно!)

Ну да, пусть не казнив, но с глаз убрав,
Октавиан, пожалуй, был неправ.
Но, как ни жаль опального поэта,
в Констанце можно не сойти с ума:
не зла зима и не полгода тьма,
а жить средь гетов не страшней, чем в гетто.

К тому же так положен был почин
в края сии без видимых причин,
но и без головы усекновенья
поэтов слать, чтоб воздух сей морской
их наполнял живительной тоской,
чреватой зарожденьем вдохновенья.

Подумешь крамольно иногда:
страшна Одесса – но не Магадан!
Другая как бы всё-таки страница,
где можно ссылки груз, как крест, нести,
грустить у моря, Господи, прости,
и увлекаться Лизою Браницкой.

***
Гримасу скорчивший говнюк,
глаза без мысли в них...
Я, значит, дед? А это внук?
Не осознал. Не вник.

Тебя же не было, пацан,
два месяца тому!
...Гляди-ка – деда обоссал!
А обоссав, ему,

довольно лыбясь, кажет рот,
перехотев зевать.
И взгляда дед, как идиот,
не в силах оторвать.

Он, дед, кривляется, дыша
с младенцем в унисон –
легко гримасы малыша
перенимает он

и внуку не даёт уснуть –
всё гладит под шумок.
Он рад бы воздух отрыгнуть,
поскольку внук не смог!

Эх, не спускать дитя бы с рук
ближайших двадцать лет...

Часы идут. Взрослеет внук
и молодеет дед.